oleg volkov
✦ bubble ✦

---

♫ элли на маковом поле - любовь моя;
когда тебе четырнадцать, а в груди прорастает цветок, имени которому нет (имени которого ты не знаешь и знать не хочешь, потому что если вдруг назовёшь - всё станет взаправду, всё станет настоящим, сложным и страшным), разрывая тонкую кожу острым, колючим и злым, всё кажется концом света: и то, как олег улыбается, когда мальчишки зовут его на футбол, а он остаётся рядом с тобой, и улыбка его, кажется, отдаёт усталостью («не надо со мной носиться, ну в самом деле, олег, иди, если хочешь - всё в порядке, завтра контрольная, я лучше подготовлюсь, а ты отвлекаешь»), и то, как он сонно клюёт носом, когда ты будишь его совсем рано, потому что роса красиво осела на землю перед самым рассветом и «посмотри, я давно хотел это зарисовать, я думал, пастелью получится чётче... ты спишь, да?», и то, как он смотрит на красивую девочку, выступающую на сцене в честь какого-то там праздника с какой-то там песней: глядит завороженно, так, будто она - самое восхитительное, что он видел в своей жизни, а ты, краснеющий рядом от обиды и злости на себя самого, натягиваешь на ладони рукава бадлона, пряча нервно обкусанные ногти, чтоб он не видел (он всё равно слишком занят).

когде тебе шестнадцать, а под рёбрами противно ноет едкая зависть, расползаясь по телу смоляной обидой и слепой ревностью ко всему миру, всё вокруг кажется армагеддоном: и то, как ты учишься молчать рядом с ним, и терпеть, потому что «сколько можно ныть как девчонка», потому что «разум опять замечтался», потому что «искусство для пидорасов», змеящееся по парте алым, и руки потом горят после порошка, которым тебя заставили это всё отмывать, потому что олег снова с кем-то подрался, потому что тебе стыдно быть - стыдно оставаться таким, стыдно смотреть на него так, стыдно думать о нём так, стыдно вспыхивать, когда он случайно касается ладонью твоей руки, и ты думаешь о том, что однажды всё это закончится: детский дом, юность и бесконечное лето, и от вас не останется ничего, кроме шрамов на ладонях подарком, и олег, наверное, скоро поймёт, что с тобой лучше не иметь никакого дела (врёшь, знаешь, что он тебя не оставит), и олег, наверное, скоро уйдет - все всегда уходили, все постоянно уходят.

когда тебе девятнадцать, ты кажешься сам себе старше, умнее, мудрей; ты привыкаешь к лживому "вы ведь как братья", ты веришь ему, как всегда верил, и думаешь, что, может быть, это действительно навсегда - он остаётся с тобой, он будет рядом и никогда-никогда не предаст, не исчезнет, не оставит тебя одного; ты долго-долго рассматриваешь его лицо, пока он спит на старом диване, и делаешь несколько привычных набросков в альбоме, и всё это - жужжащая муха под потолком, холодное северное солнце, заглядывающее в окно, дребезжащая лампа в старой комнате, он, его скулы, ключицы, его шрам над бровью (хочется к нему прикоснуться - и от этой мысли становится страшно), созвездие родинок на смуглой шее (знаешь их наизусть) - всё это перестаёт казаться концом света, и ты, наконец, думаешь, что нашёл свой дом.

[indent] это он.

[indent] так проходит шесть лет. шесть лет, прежде чем всё изменится.

[indent] наш город болен - говорит чумной доктор - и лоб разумовского покрывается испариной, когда он пересматривает трансляцию, прокручивает её от начала и до конца в очередной раз. снова и снова. и снова. он видит, как гибнут люди, и пугается сам себя, потому что где-то на подкорке пульсирует мысль о том, что он с чумным доктором абсолютно согласен. олег глядит на него из-под маски долго, олег молчит так выразительно, что молчание его громче всякого крика - сергей знает, что олег всегда прав, олег никогда не лжёт, олег никогда не ошибается, и если он так поступил, если он на это пошёл - иначе и быть не могло. значит, так было действительно нужно.
только от мыслей об этом серёже не становится легче.

- пожалуйста, - он цепляется за лацканы пиджака олега, жалко стоит на коленях, тянет руки к нему, в надежде, что олег его наконец-то услышит, - пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, олег, остановись. мне страшно, олег, пожалуйста, хватит. пожалуйста, хватит. - олег остаётся нем, остаётся глух, остаётся слеп, и серёжа понимает, что это всё - взрывы, убийства, резня и кровь, бегущая по проспектам рекой - лишь начало.

- клянусь, - руки серёжи потряхивает мелкой дрожью, когда майор, улыбающийся и расслабленный - майор гром, его друг и спаситель - кидает перед ним папку с делом, отчего-то больше ему не улыбаясь. - это не я, чумной доктор - не я, это... олег! - и кивает в сторону волкова, тенью стоящего за спиной грома. игорь отчего-то олега не видит.

олега никто не видит - олег погиб в сирии год назад; сергей закрывает глаза - дни после детского дома проносятся каруселью, причудливой вереницей, в каждом из которых олег всегда рядом с ним, олег всегда здесь, настоящий, теплый, живой - принадлежащий только ему. дни после детского дома проносятся каруселью, причудливой вереницей, а потом вмиг осыпаются пеплом - теряют все краски. серёжа идет учиться - олег, завалив все вступительные, уезжает в чечню, оттуда - уже по контракту. дальше и дальше, так далеко, пока совсем не теряется. больше ему не звонит, больше не отвечает на письма.
тела его не находят.

[indent] в осколках битого зеркала - там, где раньше стоял олег - отражается разумовский, и лицо его улыбается злым, хищным, птичьим оскалом, пока весь мир вокруг сгорает, сгорает, сгорает.

---

[indent] привет, олег. мне было сложно писать эту заявку, потому что это как пластырь от раны отдирать - больно, пиздец! (не как пять пуль, конечно, но тоже такое себе!) потому я просто взял кусок своего поста, добавил к нему кусок своей анкеты, и вот он - текст, который ты прочёл выше. в целом, я мог принести сюда любой свой пост, любой свой текст от серёги, потому что ни одного из них нет, в котором бы олега не было вообще. потому что олег - его олег - это всё.
[indent] в общем, расклад такой: мы здесь очень сильно всрались, мы играем постканон, кроссовер с "текстом", "топями", "триггером", прочими руфд, и выясняем сложные мужские отношения с петенькой хазиным (ты, я, гром - все, ага), потому что петенька был здесь и живым, пока олег был в сирии и, ну, мёртвым. такие дела. поболтаем об этом в личечке, если решишь, что тебе оно нужно.
в моей реальности серёга и олег - переплетение фильмов и комиксов. игра была, кровавая, красивая и в венеции. потом была италия, потом была мексика - наша мексика, наша италия, только наше время перед возвращением в питер. захочешь поищем леру. не захочешь - не будем, вместе решим. 
[indent] главное: будь.

заявка эта больная, как их отношения, но кто из нас вообще тут здоровый, эй?
залетай в лс с постом сразу, потому что мне очень важно сойтись по вайбам, важно сойтись по стилю, важно сойтись в общении - мы с петей по этой заявке идём два по цене одного, но я немножечко больше, конечно, так что будь готов к коммуникации и взаимодействию вне игры. я люблю кидаться тупыми мемами и шутейками, иногда - плейлистами, иногда быть серьёзным, иногда не очень. я скорее неспешный игрок (то есть, конечно, бывают приступы гиперактивности, когда посты пишутся ежедневно, но чаще всего это зависит от всяких там работ и всякой там реальной жизни), но при этом стабильный. от тебя прошу того же: будь на связи, не пропадай, даже если вотпрямщас на игру не стоит, но всё ещё не перегорело - говори, я умею ждать. я никогда не тыкаю (если только в шутку - я так флиртую!) вот этим вот ГДЕ ПОСТ КОГДА ПОСТ, и буду благодарен, если ты тоже не будешь так делать (если только в шутку и ты так флиртуешь))0). да, игрок на этой роли уже был, наиграно было действительно много, и я надеюсь, что это тебя не испугает - у олега с серёгой столько всего во что мы можем упасть, ну правда. ты, кстати, читал комиксы? а новый, выходящий, который "дорога в никуда"? если не читал его конкретно или вообще не - не беда, главное, попади в нужный образ, а комиксами и отрывками я сам тебя закидаю, сам всё расскажу, если потребуется.
я пишу от трёх до шести тыщ символов, иногда больше, иногда меньше. я очень редко играю нц ради нц (вообще никогда, кажется, не), и отдаю предпочтение емоциям и вот этому вот всему. я пишу лапслоком, я могу ставить тройку, могу не ставить. я люблю выделять текст курсивом и (иногда) цветом, и очень советую почитать пример поста, чтобы понимать для себя, сойдёмся мы или нет.
я мог бы ещё много сказать, но лучше скажу это лично - приходи и оставайся. ♥

[indent] p.s. дима чеботарёв на внешности - да!

---

пример вашего поста

ирония поглотила весь город и стала символом интеллекта,
я говорю: "иди домой, <...>", я мертвого тела искренности инспектор.
аккуратно работаю с ножевыми и сквозным огнестрелом,
мне так трудно доставать эти ярко-зеленые пули из его тела.
сильные с дьявольским смехом сверху поливают меня водой.
мне вас не поймать, да и не буду за вами гнаться,
максимум, пару раз крикну: "скотина, стой",
да начну сам под нос себе ругаться

[indent] утопить? может, сжечь лучше?

[indent] (так привычней, серёг)

[indent] или вообще огнестрел? ну, знаешь, шестой он мог бы и не пережить, а этот и с единственной не справится - если знать, куда бить.
[indent] теперь-то ты знаешь.

[indent] всё ещё рад, что вы с олегом разъехались? да, конечно же, временно. глянь, как ему весело стало сразу: вспомни, когда он в последний раз с тобой так веселился, когда был таким непосредственным, не натянуто-усталым, а таким - живым. живым настолько, что лучше бы мёртвым.

[indent] (ЗАТКНИСЬ)

разумовский прикрывает глаза - этот голос будто настигает его приступом нескончаемо-нетерпимой мигрени, приходит резко и неожиданно, в глазах почти что темнеет. 

- заткнись. - шипит он змеино - теперь вслух, теперь не ему, теперь олегу, отчего-то резко превратившемуся из его олега в карикатурно-жалкого, какого-то слабого и нелепого. и слов не находится.

и слов не находится, потому что разумовский не может идентифицировать собственное ощущение: раздражение (ревность?), обида (ревность?), злость (ревность?), ярость (ревность?) - нет, всё не то. что-то другое пробирает тело его до костей, что-то другое заставляет его развернуться - не сорваться, устроив скандал, для чего это? разве сейчас это вызовет у них что-то помимо смеха и мазохистского удовольствия? ведь именно им они упиваются вместе уже целый день - иного не может быть, общего в них меньше, чем у караваджо и пикассо, чем у моцарта и рэпера хаски, чем у ... красочные метафоры не подбираются - вместо этого подбирается противный смех к горлу. над иронией всей сложившейся ситуации. над самонадеянно-заплетающимся голосом хазина, над тем, как блестят их глаза, пьяные, расфокусировано-мутные.

разумовский думает о том, что впервые видит олега настолько настоящим, простым, человечным: может, если бы меня не было рядом, ты был бы таким всегда? был бы счастливым, весёлым. независимым.

[indent] от этого подозрения противно становится.

от этого подозрения - а ещё от того, как хазин к нему льнёт (смотри, к нему, не к тебе)(с громом то же самое было, да?)(думаешь, ему, ну, совсем всё равно, с кем?)(думаешь, у них что-то было?), как цепляется за плечо волкова, обращаясь к нему, и с губ его это "олеж" звучит настолько интимно, насколько друг к другу могут обращаться лишь любовники и собутыльники. со вторым, разумеется, всё очевидно. а первое?

хочется оставить их валяться здесь, на этой набережной, пока их не подберёт патруль - и потом, и после. пусть папочка петеньки вас вытаскивает. ни пальцем не пошевелю, клянусь - думает разумовский, понимая, что не сможет с ним так поступить. только не с ним.

[indent] (если его заберут - обратно ты его не получишь)

- поднимайся. - голос сквозит холодом арктики, режет тупым ножом по стеклу, звучит каркающе, угрожающе, так, будто волкову напротив лучше бы оставаться на месте - кто знает, что с ним случится, если он пойдёт с разумовским. - вставай давай, дома поговорим. - тянет ему руку, сознательно игнорируя того, другого; если вы увидите, что два человека тонут, кого из них вы спасёте?

[indent] рука его остаётся пуста.

рука его остаётся пуста, потому что второй утопающий, отключаясь, обмякает, стекая на плечи олега, становится каким-то таким крохотным и потерянным, что разумовский почти начинает чувствовать вину. едва ли не впервые - в его отношении.

выругавшись, он закатывает глаза - вызывает такси, пока волков баюкает хазина (картина больного художника-сюрреалиста, честное слово).

- поедем ко мне. - почти командует он; губы кривятся пренебрежительно, пока бессознательное тело погружается на заднее сиденье (хотелось, конечно, в багажник)(может быть, по частям, по классике петербургского жанра).

[indent] домой они едут молча.

homelander
✦ the boys ✦

---

Мальчики хотят быть им, девочки хотят быть с ним.
Энни - не исключение.
В юности она фанатеет от Подводного - комната украшена плакатами, глядя на которые Энни мечтает о том, что когда-нибудь встретится с кумиром; любовь ее - наивная, невинная и быстро заканчивается. Вкусы меняются, и, когда Энни оказывается в зале Семерки, глаза ее прикованы уже к другому.
Завоевать его - несложно, ей не приходится притворяться, в отличие от прочих женщин, которые вместе с вниманием Патриота ищут выгоды; Энни кристально чиста, ее восхищение - искреннее. Его интерес она принимает с благодарностью и стремится отплатить с лихвой, ей ведь так не хочется ему наскучить. Ее старания он принимает как должное.
Однажды все меняется. Пелена спадает с глаз Энни, она, наконец, способна трезво оценить ситуацию. Она хочет перемен - и не хочет его; однако избавиться от привычек, какими бы дурными они ни были, непросто. Игнорировать Патриота - тоже; а ведь он не собирается отпускать то, что считал своим. Ему не хочется ее отпускать: Энни не такая, как прочие; может быть, именно это так привлекает?

tell me if this ain't perfect
‘cause baby it feels so right
keep telling me i deserve this
with the fire in your eyes

---

Заявка в пару.
Хочется поиграть созависимые обсессивные отношения, обоюдный абьюз, лавхейт, попытки не то перетянуть друг друга на свою сторону, не то забыть друг друга, тему I CAN FIX HIM и всякое такое.
Пишу, как правило, небольшие посты, от третьего лица; буду стараться писать хотя бы раз в неделю.
Связаться можно через гостевую или ЛС.

---

пример вашего поста

Он как будто заметил ее не сразу. Неудивительно, освещение в кабинете было весьма скудным — единственным источником света была лампа, которую нес с собой пострадавший констебль. При падении полицейский выпустил светильник, который, чудом не разбившись при ударе об пол, откатился в сторону, раскинув отблески тусклого оранжевого света по стенам.
Заметив же, заулыбался, отчего Мина лишь сильнее растерялась. Незнакомца, буквально свалившегося на голову, сложившая ситуация, кажется, ни капельки не смущала: он резво вскочил, отряхнулся, проверил пульс констебля, а затем, одарив Мину еще одной широкой улыбкой, оттащил потерявшего сознание мужчину в сторону. В то же время Мина, наблюдавшая за ним, находилась в оцепенении; чтобы прийти в себя и осознать происходящее — а тем более в нем поучаствовать, — ей требовалось время, а его-то как раз и не было. Стоило незнакомцу, представившемуся Доктором, переместить несчастного констебля, как в дверях показался его коллега, настроенный не менее решительно.
В отличие от нее, замершей словно истукан в ожидании худшего, Доктор ни капельки не растерялся. Он тут же выудил из кармана удостоверение и ткнул его в нос оторопевшего констебля. Тот, помедлив, опустил глаза и принялся буравить взглядом бумагу. В комнате повисло молчание, которое прервал констебль, закончив, наконец, натужное изучение документа:
— Личная гвардия Ее Величества?..
Мина опешила не меньше, чем представитель правопорядка. Она едва не поперхнулась воздухом от услышанного, но ей хватило ума сдержать удивление — тем более, что Доктор представил ее своей помощницей. Она пока не понимала, зачем ему прикрывать незнакомку, с которой они волею глупого случая столкнулись не где-нибудь, а в полицейском участке, куда оба проникли незаконно, но была намерена выяснить это, как только появится удобная возможность.
Доктор продолжил представление, введя несчастного констебля в еще большее заблуждение: тот, бедняга, не знал, за что хвататься, и в итоге принялся метаться между телефоном, пытаясь связаться с оператором, чтобы вызвать врача, и своим коллегой. В конце концов, мужчина пришел в себя. Мина заволновалась: первый констебль — тот, на которого обрушился Доктор, — видел ее прежде, чем появился таинственный спутник, якобы представлявший Ее Величество Королеву. Если этому несчастному сейчас станет получше, то он может задаться соответствующими вопросами… Поэтому, когда Доктор, по-хозяйски расположившийся за столом детектива, договорил, Мина решила наконец включиться в беседу.
— От чаепития воздержусь, — коротко глянув на Доктора, проговорила она. Голос ее был строгим, хотя внутри все трепетало: лгать Мина еще не привыкла. Она нервно одернула платье и перевела взгляд обратно на полицейских. — Мы и без того нагрянули поздно, незачем задерживать джентльменов еще дольше. Тем более что одному из них нужна помощь...
Она шагнула к констеблю, пытавшемуся придать своему коллеге, еще нетвердо стоявшего на ногах, вертикальное положение.
— Ему стоит прилечь, — сказала она таким тоном, будто разбиралась в вопросе. — Положите ему на лоб влажную повязку и напоите сладким чаем. Пусть не встает до прихода доктора, у него может быть сотрясение.
Констебль, придерживавший напарника, растаял под мягким взглядом карих глаз и закивал так энергично, будто в жизни не слышал ничего умнее. Замешкавшись, он отвязал от связки, висевшей на поясе его напарника, ключ и протянул его Мине, сказав, что это — от сейфа. Наградой ему стало практически невесомое прикосновение к свободной руке и теплая улыбка; воодушевленный, он поковылял вместе со своим сослуживцем вниз по лестнице.
Как только шаги констеблей стихли, Мина резко развернулась.
— Будьте добры продемонстрировать удостоверение и мне, сэр, — понизив голос, заговорила она. — Сомневаюсь, что личная гвардия Ее Величества, — не удержавшись, она фыркнула, — имеет склонность лазить по чердакам.
Она шагнула к нему, сверля недоверчивым взглядом и сжимая в ладони ключ от сейфа. Ей срочно нужно было понять, могут ли они действовать заодно — или от таинственного незнакомца стоит поскорее избавиться.
— Что вы тут делаете? Объяснитесь, — потребовала она.